Роман-мистификация, который приписывают Владиславу Суркову, предрек уход действующего президента РФ в 2024 году. 

Книга «Ультранормальность», в чьем авторстве никто не спешит признаваться, взорвала рунет. На обложке романа значится имя Натана Дубовицкого, которое уже привыкли считать псевдонимом помощника президента Владислава Суркова. Однако окружение Суркова категорично отрицает причастность своего шефа к скандальной литературной новинке. О том, мог ли серый кардинал Кремля написать фэнтези о свержении своего шефа, Владимира Путина, — рецензия «БИЗНЕС Online».
источник: static.business-online.ru

«Гештальт-роман» под названием «Ультранормальность» увидел свет во второй половине марта сразу в нескольких интернет-магазинах

КАК ДУБОВИЦКИЙ ОТКАЗАЛСЯ ОТ ЛЖЕДУБОВИЦКОГО, А СУРКОВ ОТРЕКСЯ ОТ НИХ ОБОИХ

«Самый загадочный писатель современности Натан Дубовицкий выпустил новую книгу о свержении президента в 2024 году!» — с такой примерно новости началась раскрутка «гештальт-романа» под названием «Ультранормальность», увидевшего свет во второй половине марта сразу в нескольких интернет-магазинах, от Amazon до «Литреса». Впечатление от вброшенной во всемирную паутину приманки усиливалось тем, что имя Дубовицкого принято считать псевдонимом Владислава Суркова, помощника президента РФ. Того самого, который серый кардинал Кремля, автор «суверенной демократии» и немилосердный «куратор» непризнанных ДНР и ЛНР. Понятно, что такой человек вряд ли сболтнет лишнее, и если он указывает на 2024 год как на веху окончания путинской эпохи, значит, так тому и быть — решило большинство российских СМИ, с удовольствием распространив новость об «Ультранормальности». Однако не тут-то было. Сразу же после публикации романа на него посыпались критика и опровержения.

К тому, что Сурков ни за что не признается в том, что он Дубовицкий, все давно привыкли. Но на этот раз интрига развивалась похлеще: Дубовицкий отказался от самого себя, назвав автора «Ультранормальности» Лжедубовицким. Правда, поскольку самого Натана Васильевича никто и никогда не видел, это было сделано устами политолога Алексея Чеснакова, которого считают близким к Суркову. В интервью Business FM и «Газете.Ru» Чеснаков категорически опроверг авторство Дубовицкого-Суркова. «Я задавал вопрос человеку, который пишет под псевдонимом Натан Дубовицкий, и он отрицает, что он автор этого текста, — заявил политолог. — И даже если вы посмотрите на формальные выходные данные: как это было издано, где это было издано, тем более на стилистику, вы сразу поймете, что это некий вброс. Такой интеллектуальный прием, чтобы возбудить общественное мнение в преддверие выборов». В качестве основного подозреваемого на роль автора «Ультранормальности» Чесноков назвал писателя Сергея Шаргунова, депутата Госдумы, известного также по участию в политических ток-шоу на центральных каналах.

Надо признать, что обстоятельства выхода в свет «Ультранормальности» действительно несколько «ультранормальны» даже для такого эксцентрика, как Натан Васильевич. Уж если он и вправду серый кардинал Кремля, обладающий неограниченными возможностями, то зачем же тогда издавать книгу в таком издательстве, как «Издательские решения», на чьем счету бестселлеры вроде инструкций по похуданию и фитнесу? На сайте «Литреса» «Издательские решения», действующие на основе бесплатной системы автоматической подготовки книг Ridero.ru, распространяют литературу вроде «Как заработать на покерном боте» или даже «Женственность на грани безумия».

Впрочем, безумия в избытке хватает и в «гештальт-романе» Дубовицкого. Собственно, книга начинается с того, что ее герой заболевает бешенством. И это окрашивает в зловещие и кричащие цвета весь 2024 год, в котором и живут персонажи «Ультранормальности».

источник: static.business-online.ru

Имя Дубовицкого принято считать псевдонимом Владислава Суркова, помощника президента РФФото: kremlin.ru

БЕШЕНЫЙ 2024-Й И «ГУСЕНИЦА, ПЫХАЮЩАЯ КАЛЬЯНОМ»

В первом же абзаце главный герой романа студент Федор Стрельцов заражается бешенством от шпица по кличке Кнопа. Правда, о том, что герой действительно болен, автор извещает читателя лишь на последних страницах.

«Маленький изверг с остервенением кидался на все, что двигалось, и потому, когда в последний день лета Стрельцов оспортинивался на корте, тот впился ему бедро и стиснул челюсти с такой неимоверной силой, словно это были гидравлические тиски. Когда же Стрельцов перемахнул через ржавую ограду, эта зверотушка протиснула между прутьями свою пушистую головку и продолжала остервенело лаять, рыть землю и разбрызгивать вокруг белую пену слюны. Глядя со стороны на такую картину, каждый подумает в первую очередь о бешенстве, о том самом rabies virus, от которого раньше делалось сорок уколов в концептуальное место».

Стрельцов — юноша вполне благоразумный, поэтому первое, что приходит ему в голову после тактильного контакта с пушистой зверотушкой, — направить свои стопы в сторону инфекционной клинической больницы №3. Но, конечно, если бы он туда дошел и получил свои «сорок уколов», не было бы никакой необходимости писать роман. Поэтому автор ведет своего героя окольными путями, не давая ему сдаться отечественным эскулапам. Вместо этого Федор, подобно кэрролловской Алисе, проваливается в «кроличью нору» и начинает странствовать по зазеркалью своей страны.

Ссылки на основоположника литературного абсурдизма Льюиса Кэрролла есть в «Ультранормальности» — это и уже упомянутая «кроличья нора», и «гусеница, пыхающая кальяном». Это как бы красные флажки, которыми Дубовицкий тычет в глаза читателю, предупреждая: здесь все нереально, здесь все по ту сторону жизни! Но красные флажки действуют не вполне, поскольку при всей своей фантастичности та сторона жизни слишком похожа на эту.

«2024 год был богат на события. Мы заняли второе место в летних Олимпийских играх в Новом Орлеане, на Луну отправилась первая пилотируемая миссия, население Земли достигло восьми миллиардов, Казахстан готовился к переходу на латиницу, а наша страна начала сборку сверхзвуковых пассажирских авиалайнеров.

А еще мы готовились выбирать президента. Вместе со старым лидером уходила целая эпоха достижений, провалов и недостигнутых новых горизонтов. Уже никто не помнил его приход во власть, не добропамятовал, в каком состоянии находилась страна и с чем приходилось бороться. Жизнь наладилась как бы сама собой, это как бы „случилось“, и такому реликту, как нынешний президент, в ней не находилось никакого места.

Президентская кампания еще не началась, но листовки и баннеры, формирующие общественное мнение, разукрашивали каждый угол. Казалось, если бы их не печатали, а деньги направили в экономику, можно было бы еще разок удвоить ВВП».

Таким образом, фабула выстроена прозрачно: место действия — Москва, время действия — канун выборов-2025, а их единство вопреки законам классицизма обеспечивается тем, что студента некстати кусает бешеная Кнопа. Все факторы, слившись воедино, и создают тот мир круто заваренной конспирологии, по которому ощупью бродит не добравшийся вовремя до инфекционистов Федор Стрельцов. В обшарпанном ДК он слушает лекцию со странным названием «Разговоры о языке», где лектор шокирует своих слушателей утверждением, что язык — это первичная и единственная реальность, а все, что не имеет названия, не существует в природе. В подтверждение своего лингвистического солипсизма лектор левитирует, обращает предметы в пыль и в ничто, превращает неблагородные металлы в благородные и промежду прочим заявляет залу: «Произнеси я что-то не так, и у вас может умереть кто то из родственников». Сразу после окончания лекции у Стрельцова звонит смартфон, и врач скорой помощи сообщает ему: «Ваша мать… сожалею… она умерла...»

Потрясенный Стрельцов бросается на поиски негодяя-лингвиста, но того, конечно же, и след простыл. Зато он натыкается на рыдающую незнакомку по имени Лена, которая тоже была на лекции, после чего у нее умер отец. Вдумчивому читателю вроде бы понятно, что несчастный студент все глубже погружается в безумие. Однако бешенство, как известно, заразно, и поэтому роман не дает четкого ответа: то ли взбесился один Федор Стрельцов, то ли — вся Россия образца 2024 года. Постепенно Стрельцов понимает, что в стране созрел заговор группы людей, которые хотят создать «альтернативный язык», чтобы посредством этого остро отточенного оружия, запросто убивающего маму Федора или папу девушки Лены, захватить власть в стране. И тогда он решает разоблачить этот заговор, чтобы отомстить за родителей и спасти государство. Это завязка, а развязкой обещают стать президентские выборы, на исход которых замахнулись языкастые заговорщики.

источник: static.business-online.ru

В качестве основного подозреваемого на роль автора «Ультранормальности» называется писатель Сергей ШаргуновФото: скриншот

«НАШ ХОЗЯИН — ДЕННИЦА, МЫ УЗНАЕМ ЕГО СТИЛЬ»

В «Ультранормальности» нет положительных персонажей, это «поэма без героя». Поначалу кажется, что настоящий герой — это Федор Стрельцов, так как за счет «праведного гнева» он горит ярче своего тусклого окружения. Но не будем забывать, что он — бешеный. Остальные показаны еще более депрессивными красками: отец Стрельцова — жалкий алкоголик, который, если и появляется на страницах романа, то лишь для того, чтобы выпить и переключить каналы телевизора; родной брат-близнец — русский националист самого примитивного пошиба, постоянно ругающий жидов и ввязывающийся в драки. Девушка Лена, несмотря на «темные длинные кудри и миловидное личико», на деле оказывается «суккубом», оборотнем с прошлым проститутки, легко предающим Федора злодеям-заговорщикам. Ученый Аркадий Горчаков, любитель больших библиотек и тонких смыслов, поначалу вроде бы взявшийся помогать студенту-правдоискателю, оборачивается едва ли не главным идеологом жестокого заговора. Во всяком случае, идеи, которые он озвучивает в финале книги, очень созвучны концепции «альтернативного языка», позволяющей добиться полной власти над жизнью и душой каждого человека.

Вся страна, погруженная в затяжной экономический кризис, выглядит неряшливо и неприглядно. Непонятно, что послужило причиной кризиса — внешние санкции или запоротый «великий план» внутри России, но ландшафт 2024 года больше напоминает руины с живущими на них крысами. Прямо на улицах разжигают костры, на которых бомжи жарят кошек, по Москве гуляют молодежные банды, нападающие на прохожих, и эти банды ничем не отличаются от отрядов активистов, сколоченных государством и оппозицией для войны друг с другом.

Также неприглядно смотрится и власть, которая пребывает в цепких лапах президента по имени Дракон, «человека невысокого роста и невыдающейся внешности». Итог, которого достигло государство за 24 года его правления, — крах экономики, разгул бандитизма, жареные кошки и взбесившиеся студенты. А ведь как хорошо все начиналось...

За состояние дел отвечает, конечно же, не один Дракон, но еще и правящая Консервативная партия центра (КПЦ), в которой большинство читателей, скорее всего, увидят «Единую Россию». Однако недаром аббревиатура КПЦ так созвучна сленговому слову «капец» — кроме освоения бюджетов и организации сомнительных лекций о языке эта партия ничем не блещет на страницах «Ультранормальности». Консерваторам помогает молодежный отряд партии, «младоцентрята», чей прообраз — то ли движение «Наши», то ли «Молодая гвардия «ЕдРа». Бледными тенями проходят в романе «государственные деятели»: вице-премьер Андрей Зубцов (Виктор Зубков?), кандидаты в преемники Игорь Петров и Михаил Порохов (Михаил Прохоров) и пр. Несколько рельефнее изображен Александр Столетов, который в финале книги как раз и убеждает Дракона досрочно отречься от престола. У Столетова, кстати, есть одно биографическое совпадение с Вячеславом Сурковым: и тот и другой являются помощниками президента РФ. Имя Столетова Федор Стрельцов впервые слышит, когда ему удается ненароком подслушать беседу заговорщиков.

Оппозицию в романе представляет Никита Воротилов и его облаченные в желто-золотые одежды сторонники, в которых легко угадывается Алексей Навальный и его компания. Но и это — не герои, а погромщики, живущие в палатках на Тверской площади: они молятся языческому Сварогу и правам человека, ходят в волчьих шкурах и желто-золотых футболках, мечтают об уходе Дракона и беспрестанно митингуют. На какое-то время к воротиловцам примыкает и Федор Стрельцов, но они глухи к его призывам разоблачить заговор людей, которые хотят, чтобы «мы перестали существовать как государство». Наоборот, перспектива исчезновения государства вызывает у желто-золотых буйный восторг и крики «Ура!».

Такова Россия Натана Дубовицкого. Читая об этом пестром политическом и бытовом пейзаже, где некому сочувствовать и где «никого не жалко», понимаешь, почему Сурков никогда не признается в том, что он — Дубовицкий. Потому что, если автор романа работает помощником президента, то это означает только одно: Россия из окон Кремля выглядит именно так. Немытой, нечесаной и взбесившейся субстанцией, у которой нет будущего, если ее вовремя не перекодировать с помощью «альтернативного языка». А пока этого не произойдет, будут актуальны известные стихи Владислава Суркова, в авторстве которых вроде бы не приходится сомневаться: «Наш хозяин — Денница, мы узнаем его стиль. К Рождеству вместо снега он посылает нам пыль. Он всегда впереди — в алом шелке, на бледном коне, Мы за ним по колено в грязи и по горло в вине...»

источник: static.business-online.ru

Олег Табаков заявил о желании инсценировать очередной роман помощника президента РФ, если он ему понравится, поскольку относится «к Суркову всерьез, как к человеку, пишущему хорошую литературу»Фото: ©Владимир Песня, РИА «Новости»

«Я НЕ ГЕЙ, ВСЕ ГЕИ СИДЯТ В КРЕМЛЕ»

Книга завершается столкновением сторонников Дракона с последователями Воротилова под самыми стенами Кремля. На московских площадях и проспектах жгут покрышки, по толпе стреляют снайперы, Дракон уходит, уступив заговору элит и зареву улиц, но светлого «завтра» не наступает. Матрица киевского «Евромайдана» работает и в России, но энергия распада и расчеловечивания страны в тысячу раз мощнее, чем это было в 2014 году на Украине.

«Толпа, что собралась в этой части Красной площади, пришла в движение. Перестроившись, отодвинув девушек ближе к елке, стоявшей в центре площади, парни развернули свой порядок и сцепились локтями. Федор и Денис оказались сразу за первыми тремя рядами, их в порядки не включили, а оттолкнули куда то влево, ближе к кремлевской стене, на которой уже написал кто-то из митингующих: «Я не гей, все геи сидят в Кремле». Воспользовавшись случаем, они просочились как можно ближе к ней. Но и там активисты были на взводе, вытаскивали из-под курток обрезки труб, биты и куски дерева, делились подручным оружием и словно заправские берсерки доводили себя до неистовства, выкрикивая партийные лозунги.

— Ну все, я за страну спокоен, — пошутил Мешков.

Стало очевидно, что и оппозиция тоже готовилась к выборам, учтя опыт десятых годов. Они уже не смахивали на интеллигенцию, хипстеров и импотентствующую либерастию. Их ударной силой были националисты. На подходе к порядкам первые делали ступени, переплетая пальцы рук, а бегущие за ними на них становились, прыгали и накрывали порядки «младоцентрят», словно ковром накрывают ряды колючей проволоки. Падающие порядки открывали путь для третьей волны, которая бежала по своим и по чужим, пробиваясь в самое ядро митингующих. Ее участники устроили страшную давку уже ближе к елке. Посыпался отборный мат, в воздух взвились дубинки и обрезки труб, посыпавшиеся на головы радикалов.

— А где военные? Где спецслужбы? — крикнул Федор Денису.

Но тот уже изрядно оторвался от него, попытался перемахнуть через ограждения на территорию мавзолея, но повалился вместе с ним. Об него уже кто то запнулся — без куртки и без символики, но со здоровенным «знаком Сварога» на горбу, выложенным серебряным скотчем.

Неподалеку распылили перцовый баллончик, потому дышать сразу стало трудно, а глаза защипало от едкой смеси в воздухе.

— Если не вырвемся, нас тут перетопчут, — крикнул Мешков. — Сюда давай!

Стрельцов изо всех сил рванул в его сторону, но столкнулся со здоровым детиной из ППЦ, которому забыли сказать, кого бить — белофутболочников или желтокурточников — и он бил наотмашь всех подряд, раздавая отвесистые оплеухи и тем и другим. Он и Стрельцову заехал бы между глаз, если бы тот не крикнул что было сил: «Сзади!», от чего тот повернулся. И это дало Федору возможность протиснутся между ним и двумя хлипкими очкариками в куртках Game over и «Воротилова в президенты», сильно смахивающими, как и он с братом, на близнецов».

Теперь, когда от «Ультранормальности» отказались практически все, кто мог бы претендовать на ее авторство, роман стал похож на беспризорника. Кто и зачем вбросил его в интернет накануне президентских выборов 2018 года? Несмотря на изящество замысла, он написан неровно и поспешно, и это при том, что на последней странице стоит дата — 1 марта 2005 года. Говорят, что это первый роман Натана Дубовицкого, что извиняет многое — и несовершенство стиля, и скомканную концовку. Но, возможно, профессионализм в данном случае просто принесен в жертву желанию как можно скорее поделиться месседжем: Дракон может уйти!

Между тем за чистую монету «новую книгу Суркова» приняли не только журналисты, но и всенародно любимый артист и худрук МХТ имени Чехова Олег Табаков. Он даже заявил о желании инсценировать очередной роман помощника президента РФ, если он ему понравится, поскольку относится «к Суркову всерьез, как к человеку, пишущему хорошую литературу». В том, что Табаков горазд перенести на театральные подмостки действие «Ультранормальности», сомневаться не приходится: именно под его руководством в 2011 году режиссер Кирилл Серебренниковинсценировал первый роман Дубовицкого «Около ноля».

Да и в интернете отречению Дубовицкого от Лжедубовицкого, похоже, не очень поверили. Кто-то заметил, что автор в новом романе впервые обозначил свое отчество — Васильевич. Таким образом, сходство псевдонима с полным именем жены Суркова, Натальи Васильевны Дубовицкой, стало еще более разительным (ранее неоднократно обращали внимание, что ник Дубовицкой в «Инстаграме» — natan_d). Интересно также, что еще в феврале 2017 года бета-ридером (первым читателем) «Ультранормальности» назвался в своем личном блоге бывший главный идеолог «Единой России» Алексей Чадаев. Впрочем, Чадаев скоро стер это сообщение, но оно было взято на карандаш другими интернет-пользователями. Так что хотя книга закончена и опубликована, ее история только начинает писаться. И кто знает, что напишут о ней в литературной энциклопедии будущего: роман-мистификация или роман-пророчество?

источник: static.business-online.ru

Еще в феврале 2017 года бета-ридером «Ультранормальности» назвался в своем личном блоге бывший главный идеолог «Единой России» Алексей ЧадаевФото: скриншот

КАК НЕСОГЛАСНЫЕ ОКАЗАЛИСЬ НЕТЕРПИМЫ К НЕСОГЛАСИЮ С НИМИ

В заключение приведем еще несколько отрывков из «Ультранормальности», чтобы помочь читателям «БИЗНЕС Online» составить свое представление об этой книге:

Из главы К. Десемиозис:

«… Федор присел рядом на ржавую бочку. Сейчас никого не волновало, что протестующие жгут костры в черте города. И уж точно никого не беспокоило, что мусор не вывозится. Медленно разрастающийся экономический кризис, словно подогнанный под выборы, принимал лавинообразный ход. Если еще три месяца назад скорый уход Дракона всего лишь поколебал «голубые фишки», а из магазинов пропали любимые котлеты, то теперь общий разлад системы управления приводил к печальным последствиям. И Федор понимал причину всего происходящего, а девочки и мальчики, греющие руки в языках пламени, нет.

— Ничего, вот сбросим Дракона, жизнь наладится, — продолжал один из оппозиционеров. — Настанет в стране свобода, честные выборы и экономика тоже наладится.

— Да нет, надо конституцию переписать! — возразила девушка напротив. — Если конституция останется в таком вид, мы никогда не войдем в круг развитых и демократических стран, потому что конституция у нас — это рудимент советской. Вот уже прошло тридцать три года, а мы все никак не попрощаемся с совком!

— Да, совок это детище Сатаны! — поддержал ее сидящий рядом парень с большим серебряным крестом на груди.

— Ну, я не знаю, сатаны ли или там бога, но только всеобщая смена власти поможет нам установить в стране обязательные демократические процедуры, — продолжал первый. — А процедуры это самое главное. Потому что если нет процедур, то элита не может рекрутироваться, а если она не может рекрутироваться, значит, она начинает чувствовать себя безнаказанно и совершать должностные преступления. А в нашем случае нужна не только смена власти, но и люстрации. Это чтобы продажная элита была окончательно отстранена от управления страной, а их место заняли новые, способные кадры...

— Да! Да! Это то, о чем я и говорю! — поддержал его парень с крестом. — Чтобы спасти страну от происков Сатаны, нам необходима новая сильная власть, которая защищает истинно православные ценности от греха и юродства. И чтобы эта новая власть в духе византийской симфонии поддерживала русское народное самосознание, и оказало отпор враждебному духу западному, чуждом у нам культурному коду!

— Точно! Конечно! — Сидящие вокруг в знак поддержки закачали головами.

Тот, что говорил о либеральных ценностях в самом начале, едва ли его понял, но тоже в знак согласия кивнул. А может это был уже другой он? Тоже притаившийся там, внутри его черепушки? Такое часто бывает, что одной половиной мозга мы верим в демократические ценности, а другой его половиной, не узнавая себя, защищаем нечто другое, плохо сочетающееся, а то и вовсе конфликтующее с ранее сказанным.

— Что‑то не похожее, что вы об одном и том же говорите… — произнес Федор, нарушая идиллию всеобщего согласия. — Один о русском национализме, другой о свободе и демократии...

— А ты еще кто такой? — выпалила девушка напротив.

В словах ее прозвучало некоторое отчаяние, словно кольцо, по которому кружила ее простая одномерная мысль, неожиданно разомкнулось, вынуждая думать своей головой, а не по уже заложенной схеме. А думать даже физиологически больно, да и это всегда затраты энергии. Она же до сих пор находилась в энергосберегающем режиме.

— Я? — переспросил Стрельцов, смутно представляя, какой знак на себя надеть. — Ну. Я так, студент… недовольный...

— Иди отсюда, недовольный, — несколько мрачно произнес парень с крестом.

Сообразив, что все эти потоки мыслей, изливаемые у костра не более чем ритуал, призванный ощутить некоторое единство людей с разными взглядами, а вовсе не осмысленная беседа о судьбах страны, Федор улыбнулся и вышел за пределы их круга. Несогласные оказались на редкость нетерпимы к несогласию с ними.

«Живут, не приходя в сознание», — подумал он. И направился в центр лагеря, откуда доносился громкий прерывистый смех и музыка.

Пока он добирался до центральной сцены, пошел снег. Обильный, хлопьями, который с утра не предсказала ни одна метеорологическая служба. Мощным зарядом он накрыл лагерь, обильно положив на сиденья, палатки, навесы и асфальт обильные кучи воздушного серебра. Стрельцов поднял глаза к небу. Облака висели так низко над городом, что казалось, будто достать до них — это лишь вопрос того, где достать хорошую лестницу.

Федор укутался в свою новую куртку и ускорил шаг, чтобы как можно скорее добраться до ближайшего костра в центре лагеря. Вскоре он оказался возле одного из них. Там не происходило ничего принципиально нового.

— Вот вы говорите, что президента надо сменить, а я так не считаю, — зычно произнес молодящийся активист в золотой куртке с надписью «Вор должен сидеть в тюрьме» лет тридцати пяти‑сорока. — Вот свергнем Дракона, немного осталось. А дальше что? Займет его место какой‑нибудь драконыш. И по новой все. А нам это надо?

Небольшой круг замерзших оппозиционеров, толпящихся возле него, отрицательно закачали головами.

— Надо менять форму правления. Парламентская республика! Пусть депутаты решают. Чем больше людей принимает участие в порядке управления, тем лучше!

— А президент?

— А президента будет назначать парламент. Будет такая техническая фигура, которая решает какие‑то острые ежедневные вопросы, а не управляет государством в целом...

Стрельцов прислушался к этой группе протестующих, и остался бы с ними, если б его взгляд не привлекла девушка и парень, соревнующиеся в армрестлинге на бочке из‑под нефти, объемом в один баррель. Федор подошел ближе и увидел, что у обоих руки раскрашены татуировками. Символы, выведенные зеленой краской, казались удивительно знакомыми. Здесь и «ярило», и «коловрат», и некие руны, которые Иван зачем‑то называл «славянскими», хотя их разработал какой‑то лингвист‑самоучка пару лет назад.

Девушка постепенно взяла верх над парнем, и тот сдался, не дожидаясь того момента, когда она положит его руку на стол. Когда это произошло, столпившиеся вокруг крепкие ребята легко рассмеялись и похлопали по плечам и его, и ее.

— Привет всем, а вы откуда? — спросил Федор.

— Здрав будешь! — ответила девица, повернувшись.

— Мы тусуемся у горнила Сварога, — пояснил один из зрителей, показав пальцем на одну из палаток.

Помимо обычного золотого цвета, на ней черной краской нарисовали славянские рисунки и узоры, удивительно похожие на свастику, призванные внушить наблюдателю особо трепетное отношение к ее обитателям. В лучших традициях субкультуры, палатка числилась за номером 14, а неизвестный и неоцененный мастер пририсовал к стандартному номеру через слэш две восьмерки.

— Вы из «Черных волков»?

— Не, футбольё живет отдельно. Их на территорию лагеря не пустили, драка была. Теперь часть живет в семнадцатой и девятнадцатой, а остальные разбираются за забором возле метро. Кое‑кто упаковался в переходе, ждет разрешения. А ты из них?

— Нет, я думаю, там мой брат...

— Найдешь брата, не переживай. Сам‑то ты как? Долихоцефал?

— Я думаю, я гидроцефал...

Националист на несколько секунд задумался, вспоминая, есть ли среди расовых терминов такой вид лицевого индекса как гидроцефалия. Затем он, стараясь не думать лишнего, заулыбался и брякнул что‑то вроде: «А, ну так тоже можно». И после традиционной зиги удалился по своим делам.

Часть лагеря, населенная националистами, отличалась от той, где провозглашали свободу и демократию. С одной стороны, они все вместе носили желто‑золотые куртки, с другой как бы насмехались друг над другом. Высказывание Никиты Воротилова «Я не гей, все геи сидят в Кремле» красовалось и на стене возле палаток националистов, но кто‑то из них приписал ниже «Скоро и я буду среди них». А листовки и литература, которую раздавали активисты в лагере, лежали тут никому не нужные стопками, словно до антидраконовской пропаганды тут не было никому никакого дела.

Вместо этого радетели за русскую нацию ходили по лагерю с накинутыми на головы волчьими шкурами, стреляли из самодельного лука по импровизированным мишеням, а некоторые даже устраивали некое подобие русского национального рукопашного боя, сильно смахивающего на дзюдо.

… Стрельцов направился дальше, ближе к центральной сцене, где протестующие устроили самый настоящий Гайд‑парк. В центре стоял микрофон, подключенный к двум здоровенным колонкам, к которому мог подойти любой желающий и высказать все, что считает нужным. Надписи над сценой предлагали сделать это каждому.

В настоящий момент у микрофона находилась девушка школьного возраста, которая предлагала жесткие меры, которые должны помочь спасти… замерзающих котят! Ей внимала значительная толпа, переминаясь с ноги на ногу от холода, потирая ладоши и кивая десятками голов.

Федор переспросил у стоящих рядом. Да, речь действительно шла о спасении замерзающих котят, и это была не метафора.

— Пока Дракон находится у власти, ни один котенок не может быть спасен! — продолжала девушка высказывать очевидную для Стрельцова ахинею.

Но толпа реагировала доброжелательно, словно верила в то, что котята не могут находиться в тепле и не могут быть окружены заботой и любовью пока Дракон находится у власти в стране.

Когда она закончила, из толпы вынырнул модератор, схватил микрофон и обратился к желтозолотым с призывом:

— Ну! Кто еще хочет выступить?

Он артистично развернулся в сторону Федора, оглядел собравшихся и ткнул пальцем в Стрельцова.

— Вы, молодой товарищ! Я вижу как горят ваши глаза! У вас точно есть что сказать!

— Я? — удивился Федор.

Но модератор уже его не слушал. Он спустился со сцены, подхватил его за рукав и буквально втащил на подмостки, вложив в руки орудие производства протеста — серебряный микрофон с черной сеточкой приемника звука.

— Прошу! — произнес он.

Толпа захлопала в ладони.

— Я… я обнаружил заговор против нашего народа, — нерешительно произнес Стрельцов.

Кто‑то присвистнул.

— Я тебя видел по телеку! — крикнул кто‑то из дальних рядов.

— Это группа людей, которая задумала разрушить наше государство с помощью языка… сейчас объясню… Я заметил, что в основе власти лежит возможность и способность манипулировать языком… и они… разрушают язык, чтобы никто ни с кем не мог договориться! Как эти две части партии КПЦ, которые разбежались. А у них самих язык есть… и они устроили заговор с целью дестабилизировать власть в нашей стране...

— Кто они? — крикнула девушка в первом ряду.

— Они здесь? На площади? — уточнил парень рядом.

Стрельцов кашлянул. Скорее нарочито, чтобы голос появился, чем от холода.

— Их задача, чтобы не было Дракона. Но это первая часть. Вторая часть — чтобы не было преемника. А потом и все государство скатилось в анархию! Понимаете?

— Ура! — крикнуло существо в балахоне черного цвета с большой буквой «А» в круге.

Его поддержали приветственными возгласами как его друзья‑анархисты, так и либералы, националисты, зеленые, панки, хиппи — представители всех возможных политических направлений, находившиеся на импровизированном Гайд‑парке.

— Их задача в том, чтобы мы перестали существовать как государство...

— Ура!!!

Стрельцов некоторое время собирался чтобы произнести нечто ценное и важное, что он обдумывал несколько последних дней, но понял, что и тут аудитория далека от понимания истинной природы этого опасного и сложного процесса.

— Да пошли вы все нахер! — Федор кинул микрофон модератору.

Под бурные аплодисменты и крики «ура!» и «долой Дракона!» он покинул сцену и направился к своей палатке, стараясь не привлекать внимание".

Из главы XIII Дракон и золото:

«… Дракон, человек невысокого роста и невыдающейся внешности, скромно сидел за своим рабочим столом, не намериваясь покидать Кремль. Рабочий стол его украшает письменный прибор, изготовленный современными мастерами из уральского малахита. Над столом — герб. Справа и слева от президентского стола — государственный флаг и штандарт президента. Ближе к окну — стол для переговоров. На его рабочем столе стоят ноутбук и два компьютера, подключенных к ситуационному центру, расположенному в этом же здании. Вся необходимая информация о том, что делается в стране, поступала в режиме реального времени. На столе также — телефоны и коммутатор. На пульте управления — имена председателя правительства и его замов, министров, председателей обеих палат парламента. Эти люди имеют право позвонить президенту напрямую. На столе Президента за правительственными телефонами стоял кустистый цветок.

За двадцать четыре года рабочее место высшего лица государства стало образцом для подражания. Телевизионные репортажи, в которых президент принимает «один на один» министров и высших чиновников за брифинг‑приставкой в своем рабочем кабинете, задали в стране моду на брифинги. Эта мода появилась и прижилась именно при Драконе, когда информация о деятельности Президента стала подаваться именно в таком формате. Брифинг‑приставка уже фактически стала деталью национального кабинета. Не на это рассчитывал Столетов, когда впервые предложил так организовать новостное пространство вокруг главы государства, но это выглядело как занятный эпифеномен, случайный эффект, многократно умноженный фрактальной структурой общества, которым правил Дракон.

Президент неторопливо поднялся со своего кресла, медленно опустил крышку ноутбука и, выйдя из‑за стола, подошел к окну, за которым на внутренний двор корпуса падал хлопьями мягкий снег.

— Мы с вами, Александр Григорьевич, работаем уже двадцать четыре года, — произнес Дракон, заложив руки за спину в прочный замок. — Бывало разное. Подводные лодки, Кавказ, Крым. Хорошо поработали! По‑настоящему славные были времена. Но я никогда не думал, что оставлю дела в таком состоянии.

Столетов подошел поближе, остановился в двух метрах от рабочего стола президента.

— Есть разные решения...

— Мне тут вспомнилась одна сказка, я ее своей внучке читал на днях, — неожиданно перебил его Дракон. — Царевна‑лягушка называется. Ну, вы знаете. Удивительное дело эти сказки, если подумать. Они как бы дают сразу ребенку коды для типовых ситуаций. Почитаешь ребенку на ночь «Репку», а он потом вырастает, и не может свои проблемы решить. Думает, что раз беда, надо всех звать на помощь, в блогах рассказывать, созывать пресс‑конференцию, письмо писать президенту. Вы знаете, сколько писем мне присылают в администрацию, когда у людей лампочка в подъезде не горит? Я уточнял тут на днях у Горшевского. В день по сто двадцать приходит, за все время миллион, наверное. А «Царевна‑лягушка»… как вы думаете, о чем эта сказка?

Столетов задумался ненадолго.

— Взросление. Может, наследование?

— Там самый интересный персонаж не Иван‑царевич. Там очень интересный персонаж царь.

Дракон отошел от окна и сел на ту сторону брифинг‑панели, с которой он обычно принимает подчиненных. Столетов хотел сесть на противоположную, но для этого время было не подходящим. Тогда он подошел к ближайшему из шкафов, пододвинул один из стульев и сел на него.

— В некотором государстве царь утрачивает власть, и разрабатывает операцию по передаче власти одному из своих детей. То есть это как операция «преемник». Как в двухтысячном и в восьмом году. Сказка говорит, что царь указал всем жениться. И нам рассказывали, что это какое‑то царское помешательство, что так поступать нельзя. Но в этом есть свой смысл. Получив указ, дети начинают решать свои проблемы. Они ведь стреляли не кто куда, они ведь прицельно стреляли. Старшего давно уже купили бояре, он метил во двор боярской дочке. Под среднего сына бизнес тоже дочку подложил. Это их ставка. Так царь понял из кого надо делать героя и кому передавать власть, потому что если бы он отдал власть старшему или среднему...

—… страну разорвал бы гражданский конфликт, — закончил Столетов.

— Вы отлично все понимаете, — продолжил Дракон. — Не многим в нашей стране понятно в каком состоянии нахожусь я. Военные, силовики, центристы, правоцентристы, аппаратчики, контрэлиты, эти сумасшедшие на площади… Все они ждут, когда я уйду, чтобы начать рвать то, что я создавал столько лет. Возможно, это самая главная битва для нашей страны — решится, станем мы самостоятельным цивилизационным проектом или так и будем тащиться в обозе — а у меня не осталось ресурсов, чтобы вести войну, ни сил, чтобы все контролировать.

Он пригласил Столетова сесть поближе, и тот переместился на левую сторону брифинг‑панели, если смотреть со стороны рабочего стола.

Зазвонил телефон, но Дракон не снял трубку, зато положил рядом с телефоном часы, которые отстегнул от запястья, и которые неизменно носил на левой руке.

— Второй день… Завтра я подпишу указ о введении чрезвычайного положения...

Даже если бы он этого не сделал, чрезвычайное положение вводится автоматически на третий день ситуации, к