120 лет назад родился Альфред Хичкок — король саспенса, эксцентричный любитель блондинок, циничный толстяк, а на самом деле пугливый, неловкий и очень одинокий человек, не умевший общаться с людьми и всю жизнь любивший только свою жену. К юбилею великого режиссера рассказываем, что скрывалось за парадным образом и из каких обид и страхов выросли его фильмы.

источник: im2.kommersant.ru

Как родители и иезуиты напугали маленького Фреда и он полюбил убийц

источник: im5.kommersant.ru

В детстве Альфред Хичкок больше всего боялся, что его накажут. Об этом, да и вообще о своем детстве, он почти не говорил публично, однако его биографы во всем винят семью: родители Хичкока, набожные католики Эмма и Уильям Хичкок, вели себя так, как будто боялись, что их тихий и спокойный сын, вместо того чтобы продолжить семейную традицию и, как его отец и дед, стать продавцом овощей в лондонском районе Ковент-Гарден, попадет в дурную компанию, а то и станет преступником.

С раннего возраста мать следила за Фредом (так Хичкока звали дома, и это сокращение он ненавидел потом всю жизнь) и заставляла его ежедневно перед сном исповедоваться, стоя у изножья ее кровати и рассказывая в подробностях, что произошло с ним за день. Ничего подозрительного Фред не рассказывал, но беспокоиться родители не переставали, особенно отец. Однажды — то ли в наказание за какую-то шалость, то ли желая преподнести урок на будущее — Уильям Хичкок отправил пятилетнего Фреда в полицию с письмом, прочитав которое начальник участка запер ребенка в камере со словами: «Вот что происходит с непослушными мальчишками». Несколько минут в камере запомнились Фреду на всю жизнь: так и не понявший, за что его наказывают, он впал в панику и вышел оттуда уже другим — скрытным, подозрительным и пугливым.

Страх быть наказанным ни за что усилился в школе. Родители отдали Фреда в колледж святого Игнатия под управлением иезуитов, которые поддерживали дисциплину с помощью резиновых плеток. Хичкок вел себя вполне прилежно и учился не хуже многих, но не чувствовал себя в безопасности и до жути боялся отцов-иезуитов.

Единственным способом успокоиться, забыв о родителях и школе, стали для Хичкока походы в главный уголовный суд Лондона Олд-Бейли. Процессы над Хоули Харви Криппеном, убившим и растворившим жену в кислоте, или Джорджем Джозефом Смитом, утопившим трех своих жен, открывали перед Хичкоком новый мир больших преступлений и отвлекали от собственных навязчивых страхов. Как и боялись родители, Фред таки попал в дурную компанию и, вместо того чтобы продолжить семейную традицию, заявил, что хочет стать судьей в Олд-Бейли.

Учебу в юридической академии сын торговца овощами позволить себе не мог, но по стопам отца он тем не менее не пошел, поступив на бесплатные вечерние курсы при Лондонском университете. Здесь Хичкок начал заниматься экономикой, политологией и рисованием. Особенно хорошо пошло рисование: окончив курсы, Хичкок начал работать в телеграфном агентстве Хенли, где вскоре дорос до должности художника рекламы. В 1919 году он устроился дизайнером субтитров в лондонскую киностудию — так началась его 60-летняя карьера в кино.

Спустя много лет, уже в статусе главного режиссера своего поколения, Хичкок вернулся в любимый суд детства, когда в 1971 году снимал в Лондоне свой последний кассовый хит «Безумие». Фильм был насыщен автобиографическими деталями: как раз в Олд-Бейли сняли кульминационную сцену, в которой главного героя, несправедливо обвиненного в серии убийств, приговаривают — как и Хичкока в детстве — к тюремному заключению, а настоящий убийца — прямо как отец Хичкока — торгует овощами на рынке в Ковент-Гардене. Уильям Хичкок, кстати, финал фильма одобрил бы — как он и предупреждал когда-то сына, полицейские всегда поймают виновного.

Как Хичкок возненавидел собственное тело и прославился

источник: im0.kommersant.ru

Альфред Хичкок был помешан на еде. Зависимость появилась еще в детстве. Однажды совсем маленький Альфред проснулся ночью, когда родителей не было дома, оббежав весь дом и никого не найдя, он так испугался, что забился в углу на кухне с куском мяса, и обнаружил, что еда оказывает на него успокаивающий эффект. Так родилась привычка заедать стресс.

Хичкок заедал все: обиды на родителей, обзывания одноклассников, страх перед учителями. Сверстники смеялись над полнотой Хичкока, а он стеснялся своего внешнего вида, страдал — и ел еще больше. Компульсивное переедание стало для Хичкока проблемой на всю жизнь. Проблемой, которая, впрочем, не только спасла его от призыва во время Первой мировой — из-за лишнего веса Хичкока не взяли в армию,— но и сделала суперзвездой.

Хичкок раньше других британских режиссеров понял, что популярность фильма может зависеть и от популярности режиссера — до того как попасть в кинобизнес, он разрабатывал рекламные макеты для телеграфной компании и понимал важность правильно выстроенного имиджа. Поначалу он пытался создать образ эдакого интеллектуала и сибарита: принимал журналистов и критиков в разноцветной шелковой пижаме и развевающемся халате, с китайскими узорчатыми тапочками на ногах и рассуждал о монтаже у Эйзенштейна и постановке света у Фридриха Вильгельма Мурнау. Но киноведческие озарения Хичкока внимания журналистов не привлекали, в отличие от халата — в нем, отмечали они, Хичкок выглядел еще толще. Раздосадованный, он в конце концов бросил попытки строить из себя светского льва и переоделся в униформу из черного костюма-тройки, который немного стройнил фигуру и который Хичкок носил всю жизнь.

У зрителей, однако, экстравагантный режиссер вызывал интерес: на его фильмы ходили не в последнюю очередь затем, чтобы посмотреть на него: начиная с «Жильца» (1927) Хичкок стал появляться в собственных фильмах в камео. Популярность его фильмов росла пропорционально его весу — к концу 1930-х Альфред Великий, как его звали газеты и зрители не только за талант, стал самым кассовым британским режиссером и весил почти 140 килограммов. В 1938 году он бросил надоевшее ему «провинциальное» британское кино и отправился в США по приглашению продюсера «Унесенных ветром» и «Звезда родилась» Дэвида О. Селзника, с которым заключил семилетний контракт. Возможно, Хичкок хотел новой публики, интересующейся не только толстым режиссером, но и его фильмами. Голливуд оказался не лучшим местом для смены имиджа.

Приехав в Америку, Хичкок сразу привлек внимание газет своим аппетитом. На одном из ужинов он съел три стейка и три порции мороженого и на вопрос удивленного журналиста, как ему удается так много есть, сказал: «Я ем для удовольствия, а не для насыщения. Прием пищи в моем случае не столько физический, сколько психологический процесс. Ожидание хорошего блюда сродни ожиданию отпуска или любимого сериала». Комментарий был ошибкой: с этого момента вес и гастрономические привычки Хичкока привлекали едва ли не больше внимания американской прессы, чем его фильмы. Безостановочное обсуждение его внешнего вида вгоняло Хичкока в депрессию, а с тяжелым психическим состоянием он умел справляться только одним способом — едой. Хичкок продолжал толстеть.

Сбросить вес он решил лишь однажды, после того как не смог завязать шнурки — помешал живот. Дело было в начале 1940-х: Хичкок признался близким, что ненавидит свое «странное, бесформенное тело», и за три года похудел на 45 килограммов, съедая в день только стейк и салат. Впрочем, привычка к компульсивному перееданию в конце концов взяла верх над желанием похудеть, и постепенно Хичкок стал снова набирать вес. Слава помешанного на еде толстяка продолжала привлекать любителей сплетен в кино, и Хичкок перестал с этим бороться. «Больше всего на свете я люблю есть, пить и спать. Особенно есть, я ем как свинья»,— открыто заявлял он журналистам, делая вид, что собственный вес мало его интересует. В узком кругу коллег и близких все, однако, знали, что большего оскорбления, чем «толстый», для Хичкока не существует.

Как Хичкок боялся смерти и это стало залогом долгого брака

источник: im1.kommersant.ru

Комплексы Хичкока по поводу веса сказались на общении с окружающими. Особенно с женщинами, которых он избегал до 20 лет, когда встретил на лондонской киностудии свою будущую жену. Альма Ревиль была ровесницей Хичкока (она родилась на день позже него), но опыт в кино у нее был намного больше. С 16 лет работавшая на разных британских киностудиях, к моменту знакомства с Хичкоком она была уже одним из главных монтажеров Великобритании, а незадолго до встречи с Хичкоком получила должность помощника режиссера. В эпоху немого кино что в Великобритании, что в США киноиндустрия отличалась завидным гендерным равноправием, и женщины-режиссеры были обычным делом — Ревиль прочили большую режиссерскую карьеру. Все изменило знакомство с Хичкоком.

Хичкок заметил Ревиль сразу, но довольно долго не решался с ней познакомиться, поскольку она занимала более высокую должность. Так продолжалось несколько лет, пока его не повысили с дизайнера титров до продюсера — только тогда он позвал Альму работать с ним. На почве любви к кино у них начался роман, но отношения развивались медленно: Альма ждала предложения, Хичкок медлил. Решительности придала смертельная опасность. Возвращаясь в 1926 году со съемок в Германии, Хичкок и Ревиль попали в сильный шторм: всегда боявшийся неожиданной смерти Хичкок запаниковал, побежал в каюту к Альме и спросил, выйдет ли она за него. Страдавшая от морской болезни Альма кивнула — и ее тут же стошнило. Так начался один из самых крепких браков в истории кинематографа.

Под угрозой он оказался один-единственный раз — когда Альма забеременела. Во-первых, Хичкок не ожидал, что его жена настолько изменится внешне: субтильная Альма становилась большой, как и он сам. Но главным испытанием стали роды: процент смертности во время родов в то время был довольно высоким и Хичкок всерьез опасался за жизнь жены. Не справившись с паникой, он сбежал и вернулся спустя сутки после рождения дочери. По воспоминаниям Альмы, выглядел он так, будто рожал сам.

С этого момента страх, что жена может умереть, почти не отпускал Хичкока, поэтому он старался всегда быть с ней. Альма Ревиль не возражала. Искренне считавшая мужа великим режиссером, она была рада стать его постоянным соавтором: после рождения дочери Ревиль бросила остальные проекты и работала только на фильмах Хичкока. Альма контролировала каждый аспект создания фильмов мужа, и сотрудники и коллеги Хичкока называли ее «маленьким, но злым сторожевым псом Хича». Альма писала сценарии к «Саботажу», «Подозрению» и «Страху сцены», утверждала сценариста и саундтрек к «Психо», вырезала «лишние сцены с кривыми ногами Ким Новак» из «Головокружения» — ее слово всегда было последним, а фраза «Альме это понравилось» считалась главным комплиментом из уст Хичкока. Если она заболевала, Хичкок впадал в панику. Их дочь Патриция вспоминала, как во время очередного приступа ипохондрии, когда Хичкоку мерещилась смерть Альмы, он расплакался, чего никогда не делал на людях, и спросил: «Какой смысл снимать кино без Альмы?» Снимать без Альмы ему не пришлось: она пережила Хичкока на два года.

Как Хичкок страдал в больших компаниях, а окружающие страдали еще больше

источник: im9.kommersant.ru

Альма Ревиль была единственным другом Хичкока на протяжении всей его жизни. С остальными отношения не складывались: отчасти из-за застенчивости, отчасти из-за странного чувства юмора, пугавшего даже его жену. Хичкок не отличался общительностью: ребенком, вместо того чтобы играть с другими детьми в крикет и футбол, он предпочитал сидеть в комнате и изучать транспортные карты (он знал наизусть все остановки Транссибирской магистрали), даже во время семейных праздников Хичкок не участвовал в разговорах, а просто молчал и наблюдал.

В зрелом возрасте со светскими навыками лучше не стало: из всех форм коммуникации Хичкок предпочитал шутки и розыгрыши. И если его мрачный юмор в беседах с журналистами поддерживал его экстравагантный образ, то постоянные пранки в дружеских компаниях отталкивали от него людей — знакомые считали его чуть ли не социопатом.

Розыгрыши Хичкока были разной степени жестокости. От просто мрачных — однажды он подарил дочери актрисы Типпи Хедрен («Птицы», 1963) маленькую фигурку ее матери в гробу — до довольно безжалостных. Один из сценаристов, работавший с ним еще в Лондоне, вспоминал, как Хичкок (самый высокооплачиваемый режиссер Британии в то время) поспорил с реквизитором на его недельный оклад, что тот не сможет просидеть всю ночь на студии прикованным к камере. Уходя, Хичкок оставил коллеге бутылку виски. Как оказалось наутро, в виски было подмешано слабительное. Подобные истории были почти у всех его коллег, и почти у всех они вызывали возмущение. Хичкок ответил на это всего один раз, заявив в интервью, что не хотел никого обидеть и просто шутил.

Отсутствие друзей давалось Хичкоку тяжело: находиться в компаниях незнакомых людей он боялся, а большинство знакомых предпочитали его избегать — розыгрыши обеспечили Хичкоку дурную славу. На светских мероприятиях Хичкок предпочитал напиваться и засыпать. Доходило до смешного. На ужине с Томасом Манном он заснул, когда Манн заговорил с ним о границе между художественным и документальным в искусстве. Даже вечеринки в честь самого Хичкока вгоняли его в тоску. Так, на вручении ему премии Американского института кино в 1979 году организаторы постарались и нашли нескольких «друзей» вроде Кэри Гранта и Джеймса Стюарта, игравших в нескольких фильмах Хичкока и согласившихся сидеть с ним за одним столом. Присутствие знакомых лиц не помогло: половину вечера Хичкок втихаря пил водку с апельсиновым соком из фляжки, которую принес собой, а вторую спал прямо за столом, почти не реагируя на поздравления со сцены. Проснулся он только для того, чтобы поблагодарить своего лучшего друга: «Я прошу разрешения назвать по имени четырех человек, которые всегда любили меня, ценили и поддерживали. Первый — это режиссер монтажа, второй — сценарист, третий — мать моей дочери, четвертый — превосходная кухарка, которая творит чудеса на кухне. Всех их зовут Альма Ревиль».

Как Хичкок не умел работать с актерами, зато умел доводить их до нервного срыва

источник: im1.kommersant.ru

Розыгрыши на съемочной площадке были частью метода: Хичкок считал, что актера необходимо довести до той же эмоциональной кондиции, в которой находится персонаж. Средством заставить актеров вжиться в роль было психологическое давление.

Перед съемками попытки изнасилования в «Шантаже» Хичкок при всей съемочной группе допрашивал исполнительницу главной роли Анни Ондру, спала ли она накануне с кем-нибудь, пытаясь вывести ее из равновесия. Еще сильнее досталось Джоан Фонтейн, которая, по мнению Хичкока, была недостаточно нервной, чтобы правдоподобно изобразить депрессию в «Ребекке». Для доведения Фонтейн до нужного состояния Хичкок принялся каждый день говорить ей, что съемочная группа считает ее бездарной и что она испортит фильм. Трюк сработал: за роль доведенной до нервного срыва жены Фонтейн в итоге получила первую номинацию на «Оскар». И хотя она вспоминала съемки «Ребекки» как самые тяжелые в своей карьере, от предложения снова поработать с Хичкоком не отказалась — Хичкок как-никак имел славу создателя кинозвезд.

Со временем психологические эксперименты уступили место визуальным. Озабоченный точностью построения кадра, Хичкок третировал актеров, до сантиметра вымеряя их положение и заставляя по десятку раз отыгрывать сцены, чтобы произнести реплики перед камерой, не сдвинувшись с указанной точки и не нарушив поставленный свет. Прежде шедший на всевозможные ухищрения, чтобы заставить актеров изобразить нужные чувства, теперь Хичкок не интересовался чувствами в принципе, что приводило актеров в недоумение. Особенно тяжело приходилось любителям системы Станиславского. Грегори Пек, сыгравший страдающего амнезией в «Завороженном» (1945), вспоминал, как спросил Хичкока, о чем думает его персонаж в одной из сцен, и получил ответ: «Мне совершенно безразлично, о чем вы думаете. Просто сотрите со своего лица всякое выражение». Самым распространенным его советом было «просто ничего не делайте»: Марлен Дитрих, Дорис Дэй, Ким Новак жаловались, что из-за безразличия Хичкока они чувствовали себя бездарными и с трудом дорабатывали до конца съемок.

Апогея это отношение к актерам как к реквизиту достигло в истории с Типпи Хедрен. Устав от профессиональных актрис с их постоянными вопросами, он позвал на главную роль в «Птицы» (1963) манекенщицу, решив, что покорность в актрисе ценнее остальных качеств. Типпи Хедрен умела красиво поворачивать голову, когда скажут, и для начала Хичкоку больше не требовалось — заключив с актрисой семилетний контракт, он начал ее учить. Школа оказалась невыносимой: вне съемочной площадки Хичкок указывал Хедрен, что носить и с кем общаться, и устраивал за ней слежку, чтобы удостовериться, что она не нарушает его указаний. На съемках — руководил каждым ее движением вплоть до взгляда, а когда у Хедрен не выходило, все равно добивался своего, например, забрасывая ее живыми птицами, чтобы вызвать нужную гримасу ужаса на лице. Стремление к контролю постепенно переросло в одержимость — Хедрен даже говорила, что Хичкок ее домогается. На съемках следующего фильма («Марни», 1964) она попыталась дать ему отпор, за что поплатилась карьерой: за следующие пять лет, в течение которых по контракту она не имела права сниматься у других режиссеров, Хичкок не дал ей ни одной роли, а заодно обеспечил славу проблемной звезды. По окончании контракта с Хичкоком другие голливудские продюсеры ролей Хедрен уже не предлагали.

[...]

Статья полностью с фото и примерами из кино — на источнике. На н2 всё не поместится :)