Комментарии участников:
Разворуют, сам уже 30 лет работаю в автопроме, и знаю всю кухню Как это делается, как исчезают сотни миллионов…
Вы бы лучше написали как вы лично боритесь с жуликами и ворами в автопрома?!
Мы и так знаем что вокруг нас одни воры и жулики. Ну кроме того времени, когда мы сидим в сортире. Так как мы выдавливаем из себя гада, а они нет.
Мы и так знаем что вокруг нас одни воры и жулики. Ну кроме того времени, когда мы сидим в сортире. Так как мы выдавливаем из себя гада, а они нет.
Это смотря как разворовывают. Вот, Сердюков тоже всю российскую армию разворовал и уничтожил. Нет теперь в России армии вообще. То же самое может быть и с автопромом, только методы другие.
Людям нужна работа. Пока есть цеха выпускающие ВАЗы у людей есть зарплата. Кстати ВАЗы покупают россияне. ВАЗ дешевле Логана, Соляриса, Киа, Поло. Понимаете?
а в чем эта поддержка заключается? мне вот интересно, тупо вливать бабло?Не тупо.
Дело в том, что поддержка оказывается НЕ АВТОВАЗУ как таковому, а тем производителям, которые локализуют производство в россии.
При чем поддержка не в виде дотаций в производство, а в виде доплаты за продажу реально сделанных авто.
Отсюда появляются заводы во всеволожске, под питером и так далее, производящие автосы. При чем речь не идет об автовазе, это логан, фокус, рио и прочие. В калининграде вроде 5-ку бмв клепают (могу глючить).
Т.е. выглядит это так «ты построй тут завод, а я с каждой проданной машины тебе доплачу 100 тысяч».
В результате появляются рабочие места, собственно сами заводы, платятся налоги.
Обратите внимание, локализованные авто обходятся дешевле не локализованных. Т.е. тот же фокус вы можете взять за 1млн, вместо скажем 1.5млн если бы везли из-за границы, т.е. авто становятся доступнее.
До кучи появляется возможность обновить автомарк за счет поддержки трейд-ина и утилизации. Вот езжу я на 20 летней шохе которая 20к не стоит, а так сдал ее — получил за нее 100к скидку на новую. Намана, че. Или езжу на свежей авто — сдал в трейд-ин — получил скидку 50к (вместо того что бы с продажей заморачиваться), на трейдине конечно потерял (у дилера свой интерес), но потерял те же 50к что получил скидкой и главное без гимороя.
до кучи расплодившиеся автомобилисты платят налоги с авто, платят за бензин, платят за страховку — т.е. сильно увеличивают тот рынок, который иначе был бы почти пустым, а это опять же рабочие места и экономика.
на самом деле из всех затей правительства поддержка автопрома вот таким образом (а не тупое вливание бабок в автоваз как раньше) это одна из самых гениальных идей.
в отличии от господдержки ипотеки — **** бл**
Как человек защитивший диссертацию по проблемам надежности, могу сказать, что показателей надежности у автомобилей несколько. Так вот, по некоторым из них, отечественным автомобилям нет равных во всём мире.
Это, типа струйного принтера. Можно купить принтер за 1000 руб., и всю оставшеюся жизнь покупать на него картриджи по 6000 тыс. за комплект. А можно на этот принтер поставить СНПЧ и печать фактически бесплатно всю жизнь.
Опять же, это у кого от куда руки растут. У кого они растут из жопы, лучше покупать иномарки, и делать капитальный ремонт двигателя каждый раз, когда кончится бензин, и сломается бензодатчик (типа, что-то не заводится).
Это, типа струйного принтера. Можно купить принтер за 1000 руб., и всю оставшеюся жизнь покупать на него картриджи по 6000 тыс. за комплект. А можно на этот принтер поставить СНПЧ и печать фактически бесплатно всю жизнь.
Опять же, это у кого от куда руки растут. У кого они растут из жопы, лучше покупать иномарки, и делать капитальный ремонт двигателя каждый раз, когда кончится бензин, и сломается бензодатчик (типа, что-то не заводится).
Нам Детройт не нужен, нам нужны наши современные автомобильные заводы, которые производят хорошую продукциюДимон, пересаживайся на ладу или уаз
УАЗ нормальная машина, на нём в любые ебеня не страшно поехать — туда, где никогда не пройдут новейшие роверы, хаммеры и субару.
мдя дя, рассказывайте сказки на ночь детям
да и при чем тут субару? про хамеры давно известно, что это гавно, а вот про роверы вы погорячились )))
да и при чем тут субару? про хамеры давно известно, что это гавно, а вот про роверы вы погорячились )))
а вот про роверы вы погорячились )))Ну, да, — жопе тепло, полный электрофарш, полный привод, гидравлика, дифференциалы подвески… — всё да.
Но что эти приемущества будут делать, если ровер просто замёрзнет при -30С? :)
Хорошая машина
источник: img.zoneland.ru
Нет дополнительных функций, но везде проедет, в любой мороз и жару. Один там косяк, что выхлоп на крышу не вывели.
источник: img.zoneland.ruНет дополнительных функций, но везде проедет, в любой мороз и жару. Один там косяк, что выхлоп на крышу не вывели.
Ну а что, мосты вечные, если смазку залить. Двигатель, если 402-й с впрыском, можно у дома во-дворе капремонт сделать. Гидроусилитель, кондей не нужен. И всё, основные расходы только на бензин, и через каждые 5-10 тыс. фильтра и масло меняй.
берут, потом навешивают от таёты на него. хотя я не понимаю, можно же сразу таёту взять и не мудрить. в чем прикол то?
если ровер просто замёрзнет при -30С? :)ключевое слово если
козёл тоже может замёрзнуть
хотя мне надо было намекнуть вам, я не имел в виду всякие спорты и эвоки, хотя это наверное и так понятно
ключевое слово — замёрзнет.
Действительно, оно ключевое…
цитаты из книги Кершоу
Последний рывок к Москве – «неожиданные» морозы
«В ноябре месяце 2-я авиаэскадра пикирующих бомбардировщиков докладывала: «Зимние метеоусловия, слякоть и непогода. Только пикирующие бомбардировщики с высоты в 100 метров атакуют пытавшиеся ударить во фланг 110-й пехотной дивизии советские танки». 7 ноября 1941 года температура понизилась до 20 градусов мороза, что вызвало отказ двигателей Ю-87. Командир авиаэскадры майор Хозель отмечает в военном дневнике: «Несмотря на все усилия, предпринимаемые нами, мы можем организовать не более одного вылета в несколько дней».
<…>
Обер-лейтенант Ганс Рудель, пилот пикирующего бомбардировщика, вспоминает, как «в результате резкого похолодания до минус 40 градусов замерзла даже смазка. Все бортовые пулеметы заклинило». И подводит печальный итог: «Борьба с холодом была ничуть не легче, чем с противником».
<…>
Лейтенант артиллерии Георг Рихтер из 2-й танковой дивизии постоянно упоминает в своем военном дневнике о воздушных атаках русской авиации. Своего пика они достигли к концу ноября, совпав по времени со снижением активности люфтваффе. 26 ноября он записывает: «Прилетел целый рой русских самолетов, а наши можно было пересчитать по пальцам!» Запись следующего дня: «Русские господствуют в воздухе».
<…>
21 октября 1941 года один унтер-офицер из зенитного полка писал домой:
«Сколько мы еще пробудем здесь, зависит от того, как пройдет эта операция. Разумеется, самым лучшим было бы, если бы нас погрузили в вагоны да отправили в Германию. Но, возможно, придется и зимовать здесь. Этого мы не знаем».
Другой унтер-офицер из 167-й пехотной дивизии рассказывал о «самых разнообразных слухах». Говорили разное, «кое-кто утверждал, что нас уберут отсюда еще до Рождества, другие убеждали, что мы будем зимовать в Рязани, в 150 километрах от Тулы». В любом случае «к Рождеству мы отсюда уберемся».
<…>
Унтер-офицер из транспортного батальона писал домой в первых числах ноября.
«Никто не может понять, почему мы так и не получили зимнего обмундирования… Мне кажется [французы], в 1812 году были куда лучше одеты для этой зимы. Судя по всему, те, кто там наверху, просто не в курсе, иначе этот вопрос был бы решен».
<…>
«Все кругом только и думали, где отхватить себе что-нибудь потеплее, — рассказывал артиллерист Ганс Мауэрман, воевавший под Ленинградом. — У русских отбирали простыни и постельное белье, чтобы пошить из них хоть какое-то подобие маскхалатов».
<…>
Водитель русского танка Вениамин Ивантеев, служивший на центральном участке фронта, писал 17 ноября: «Немцы все еще ходят в летних шинельках». К ним в плен попал «18-летний мальчишка-солдат, худой, грязный, голодный». На допросе он рассказал все, даже показал нужное на карте. Когда его все же решили отпустить, этот немец ни за какие блага не хотел возвращаться к своим. Мол, «для него война была окончена». Так что уж лучше «попасть в плен, но выжить, чем тебя свои расстреляют».
<…>
«Ледяной ветер хлестал в лицо, — вспоминал пулеметчик Вальтер Нойштифтер, — покрывая инеем ресницы, брови». Холод проникал повсюду. Из-за морозов отказывали автоматы и пулеметы, не заводились двигатели грузовиков и танков. «Снова мороз, — констатировал лейтенант Георг Рихтер 5 ноября 1941 года. — Продолжится ли эта кампания?»
<…>
4 ноября генерал Гудериан сделал заключение:
«14 ноября утром я посетил 167-ю пехотную дивизию и беседовал со многими офицерами и солдатами. Снабжение войск плохое. Не хватает белых маскировочных халатов, сапожной мази, белья и, прежде всего, суконных штанов. Значительная часть солдат одета в штаны из хлопчатобумажной ткани, и это — при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущается также в сапогах и чулках».
После этого Гудериан отправился на участок 112-й дивизии, «…где увидел ту же картину. Наших солдат, одетых в русские шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам».
<…>
Прибыв в танковую бригаду, генерал увидел, что из 600 танков, насчитывавшихся в трех дивизиях, осталось только 50.
«Гололедица сильно препятствовала действиям танков, тем более что шипы еще не были получены. Из-за морозов потели стекла оптических приборов, а специальная мазь, противодействующая этому, до сих пор не была получена. Перед пуском танковых моторов их приходилось разогревать. Горючее частично замерзало, масло густело. Здесь также недоставало зимнего обмундирования и глизантина. 43-й армейский корпус сообщил о кровопролитных боях».
<…>
Вот что писал 17 ноября 1941 года генерал Гудериан:
«Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели.
И тем не менее наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами…»
<…>
На северном участке фронта холода наступили раньше. «Иногда мороз доходил до минус 40 градусов даже в бункере», — вспоминал Рольф Дам, радист пехотного батальона, участвовавшего в блокаде Ленинграда. Холода до крайности осложняли решение буквально всех вопросов. «Нельзя было ни помыться, ни сходить в туалет, — добавляет Рольф Дам. — Попробуйте-ка снять штаны на сорокаградусном морозе!»
Невероятный по протяженности фронт удерживали изрядно поредевшие войска. Генерал-фельдмаршал фон Бок предельно откровенен на страницах своего военного дневника. Запись от 1 ноября 1941 года:
«Положение отчаянное, и я с завистью поглядываю на Крым, где солнце и сухая степь, что позволяет нестись вперед сломя голову и где русские улепетывают от нас как зайцы».
И тут же добавляет:
«Так могло бы быть и здесь, не увязни мы в этой грязи по колено».
<…>
«Так что же, мы достойны сочувствия или все же восхищения? — такой вопрос задает солдат 260-й пехотной дивизии. — Не имея зимнего обмундирования, даже рукавиц и теплой обуви, мы коченеем в этих промерзлых насквозь дырах».
<…>
Фон Бок 21 ноября досадовал, что «наступление не обладает необходимой глубиной. По числу дивизий, если мыслить чисто штабными категориями, соотношение сил вряд ли менее благоприятно, чем обычно». Ужасны, по мнению генерал-фельдмаршала, последствия потерь личного состава, «…отдельные роты насчитывают от 20 до 30 человек…» Боеспособность войск существенно снизилась и в результате потерь среди офицерского состава: «громадные потери командного состава и усталость личного состава, да еще жуткие морозы в придачу — все это кардинально меняет картину».
Алоис Кельнер, курьер, постоянно сновавший из дивизии в дивизию под Наро-Фоминском, в 70 километрах от Москвы, был полностью в курсе обстановки на этом участке фронта.
«Замерзшие тела убитых немецких солдат штабелями уложены вдоль дорог, как бревна, — делится Кельнер впечатлениями. — В каждом таком штабеле человек по 60–70».
Резко возросли потери среди офицеров. «Наиболее ощутимы потери среди командного состава. Многими батальонами командуют лейтенанты, один обер-лейтенант командует полком…» — подтверждает и фельдмаршал фон Бок.
Командир танка Карл Рупп вспоминает «последнюю атаку в каком-то лесочке». Их подразделение наступало в составе 5-й танковой дивизии в 25–30 километрах от Москвы.
«Впереди двигались два танка Pz-II и два Pz-III. Замыкал колонну еще один Pz-II, в центре следовали автоматчики. Головной танк был подбит, экипаж погиб на месте. Я находился во втором. Пробиться не было никакой возможности, и нам пришлось повернуть назад».
<…>
Герд Хабеданк, стоявший как-то в охранении у одной из лесных дорог вместе с другими пехотинцами, «внезапно услышал гул танковых двигателей. Со стороны нашего тыла на нас неслись русские танки». Три советских «тридцатьчетверки» пронеслись мимо поста охранения, окатив всех снегом.
«К броне танков, — продолжает Хабеданк, — прижимались скрюченные фигуры русских пехотинцев. Видимо, они хотели таким образом прорваться к Москве». Немцы открыли беспорядочную стрельбу, и несколько человек русских свалились в снег. «Потом последний танк… въехал в воронку от снаряда, и тут в него угодил противотанковый снаряд. Но танк, как ни в чем не бывало, уполз прочь по узенькой дорожке и вскоре исчез из виду за деревьями, выплюнув синие клубы дыма».
<…>
Петер Пехель, корректировщик артиллерийского огня, вместе с группой танков направлялся к Волоколамску, расположенному в 60 километрах от Москвы. Ему, как и его товарищам, было явно не по себе — от волнения у них началась чуть ли не «медвежья болезнь». «Удастся нам сегодня или нет?» — не давала покоя мысль.
На том же участке действовали несколько танков Т-34 и БТ из 1-й гвардейской танковой бригады М.Е. Катукова. Им была поставлена задача устроить засаду вдоль той же дороги, в поддержку были приданы два батальона — пехотный и противотанковый. «По дороге ползла четверка немецких танков, — вспоминает Катуков. — И тут наши «тридцатьчетверки» из засады открыли по ним огонь».
Едва их танковая колонна оказалась под обстрелом с нескольких направлений, как «начался самый настоящий ад», свидетельствует Пехель. Беспорядочно маневрируя, немецкие танки оказались прямо под огнем русских противотанковых орудий. «Они подожгли головную машину, — продолжает Пехель, — затем снаряд попал в башню шедшего передо мной танка».
Так и не успев открыть огонь, был подбит и танк Пехеля.
«Вдруг как грохнет. И я ничего не вижу — искры из глаз. И тут я ощутил два резких толчка — в правую руку и левое бедро. Мой радист как завопит: «Мы подбиты!» И вдруг тишина, ни звука в нашем танке — совершенно жуткая тишина. И тут закричал уже я: «Все наружу! Быстро!» И стал выбираться из машины».
Из дымящейся груды металла удалось спастись лишь им двоим. Пехель, оглядевшись, заметил, что подбито уже пять их танков. Часть экипажей погибла в машинах, тела остальных лежали на снегу рядом с застывшими в неподвижности танками. Броня по правому борту была снесена 76-мм снарядами орудий Т-34.
«Превозмогая боль в правой руке и бедре, я привалился к танку, — продолжает рассказ Пехель. — И лицо заливала кровь, я даже видеть не мог». Вскоре кровь из раненого бедра Пехеля багровой ледышкой застыла на броне. Вокруг творился ад. «Кое-кто успел получить несколько ран», — рассказывает он. Вскоре и сам Пехель потерял сознание от болевого шока и потери крови.
«Командир танка, стоявшего рядом с моим, получил пулю в голову, и я видел, как у него по лицу мозги растекались. А он все продолжал бегать кругами, крича: «Мама! Мама!» И тут на его счастье его свалила другая пуля или осколок».
Из леса выбегали русские, они заметили Пехеля. Он, сквозь пелену оцепенения, стал понимать, что сейчас произойдет.
«Боже мой! Всего-то пару дней назад я видел их жертвы, ребят из нашей роты. Видел эти выколотые глаза, отрезанные половые органы, до неузнаваемости изуродованные лица. Нет уж, лучше смерть сразу, чем такое!»
Русские солдаты не проводили разницы между танкистами и эсэсовцами — и те, и другие носили черную форму. Иногда и у танкистов были на петлицах черепа, такие же, как у эсэсовцев из дивизии «Мертвая голова». «А тебе всего 19, ты ведь и не жил толком. Не хочу умирать», — вдруг мелькнуло в голове у Пехеля, когда он стал подумывать о том, не пустить ли себе пулю в лоб.
Но тут словно в сказке, откуда ни возьмись, появились танки — немецкое подкрепление! Машины с ходу пронеслись через позиции русских. Пехелю несказанно повезло, его подобрали, перевязали и отправили в тыл на излечение.
Два танка Т-34 Катукова прикрывали отходящих с боем пехотинцев. Немцы, вскарабкавшись на броню советских танков, призывали экипажи сдаваться. Пулеметчик шедшего неподалеку другого танка Т-34, по словам Катукова, «дав очередь, смел противника с брони танка его товарища».
Несмотря на техническое превосходство танков Т-34, потери их были весьма высоки. В октябре умиравший от ран водитель танка Иван Колосов писал в последнем письме жене: «Я — последний из оставшихся в живых водителей танка из нашего взвода».
Тяжелораненый Колосов горевал о том, что больше не увидится с женой. Медсестра Нина Вишневская вспоминает об ужасных ожогах членов экипажей подбитых танков, о том, как сложно было вытащить их из объятых пламенем машин. «Очень трудно вытащить наружу кого-нибудь из экипажа, в особенности стрелка башенного пулемета». Вишневская описывает, каких душевных мук стоило перетаскивать изувеченных танкистов.
«Очень скоро, стоило мне пару раз увидеть обожженные до неузнаваемости лица, обугленные руки, я поняла, что такое война. Выбиравшиеся наружу члены экипажа получали тяжелейшие ожоги. И переломы рук или ног. Все они имели очень тяжелые ранения. Вот, бывало, лежат и умоляют нас: «Сестричка, если я умру, напиши моей матери или жене».»
источник: img1.reactor.cc
Действительно, оно ключевое…
цитаты из книги Кершоу
Последний рывок к Москве – «неожиданные» морозы
«В ноябре месяце 2-я авиаэскадра пикирующих бомбардировщиков докладывала: «Зимние метеоусловия, слякоть и непогода. Только пикирующие бомбардировщики с высоты в 100 метров атакуют пытавшиеся ударить во фланг 110-й пехотной дивизии советские танки». 7 ноября 1941 года температура понизилась до 20 градусов мороза, что вызвало отказ двигателей Ю-87. Командир авиаэскадры майор Хозель отмечает в военном дневнике: «Несмотря на все усилия, предпринимаемые нами, мы можем организовать не более одного вылета в несколько дней».
<…>
Обер-лейтенант Ганс Рудель, пилот пикирующего бомбардировщика, вспоминает, как «в результате резкого похолодания до минус 40 градусов замерзла даже смазка. Все бортовые пулеметы заклинило». И подводит печальный итог: «Борьба с холодом была ничуть не легче, чем с противником».
<…>
Лейтенант артиллерии Георг Рихтер из 2-й танковой дивизии постоянно упоминает в своем военном дневнике о воздушных атаках русской авиации. Своего пика они достигли к концу ноября, совпав по времени со снижением активности люфтваффе. 26 ноября он записывает: «Прилетел целый рой русских самолетов, а наши можно было пересчитать по пальцам!» Запись следующего дня: «Русские господствуют в воздухе».
<…>
21 октября 1941 года один унтер-офицер из зенитного полка писал домой:
«Сколько мы еще пробудем здесь, зависит от того, как пройдет эта операция. Разумеется, самым лучшим было бы, если бы нас погрузили в вагоны да отправили в Германию. Но, возможно, придется и зимовать здесь. Этого мы не знаем».
Другой унтер-офицер из 167-й пехотной дивизии рассказывал о «самых разнообразных слухах». Говорили разное, «кое-кто утверждал, что нас уберут отсюда еще до Рождества, другие убеждали, что мы будем зимовать в Рязани, в 150 километрах от Тулы». В любом случае «к Рождеству мы отсюда уберемся».
<…>
Унтер-офицер из транспортного батальона писал домой в первых числах ноября.
«Никто не может понять, почему мы так и не получили зимнего обмундирования… Мне кажется [французы], в 1812 году были куда лучше одеты для этой зимы. Судя по всему, те, кто там наверху, просто не в курсе, иначе этот вопрос был бы решен».
<…>
«Все кругом только и думали, где отхватить себе что-нибудь потеплее, — рассказывал артиллерист Ганс Мауэрман, воевавший под Ленинградом. — У русских отбирали простыни и постельное белье, чтобы пошить из них хоть какое-то подобие маскхалатов».
<…>
Водитель русского танка Вениамин Ивантеев, служивший на центральном участке фронта, писал 17 ноября: «Немцы все еще ходят в летних шинельках». К ним в плен попал «18-летний мальчишка-солдат, худой, грязный, голодный». На допросе он рассказал все, даже показал нужное на карте. Когда его все же решили отпустить, этот немец ни за какие блага не хотел возвращаться к своим. Мол, «для него война была окончена». Так что уж лучше «попасть в плен, но выжить, чем тебя свои расстреляют».
<…>
«Ледяной ветер хлестал в лицо, — вспоминал пулеметчик Вальтер Нойштифтер, — покрывая инеем ресницы, брови». Холод проникал повсюду. Из-за морозов отказывали автоматы и пулеметы, не заводились двигатели грузовиков и танков. «Снова мороз, — констатировал лейтенант Георг Рихтер 5 ноября 1941 года. — Продолжится ли эта кампания?»
<…>
4 ноября генерал Гудериан сделал заключение:
«14 ноября утром я посетил 167-ю пехотную дивизию и беседовал со многими офицерами и солдатами. Снабжение войск плохое. Не хватает белых маскировочных халатов, сапожной мази, белья и, прежде всего, суконных штанов. Значительная часть солдат одета в штаны из хлопчатобумажной ткани, и это — при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущается также в сапогах и чулках».
После этого Гудериан отправился на участок 112-й дивизии, «…где увидел ту же картину. Наших солдат, одетых в русские шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам».
<…>
Прибыв в танковую бригаду, генерал увидел, что из 600 танков, насчитывавшихся в трех дивизиях, осталось только 50.
«Гололедица сильно препятствовала действиям танков, тем более что шипы еще не были получены. Из-за морозов потели стекла оптических приборов, а специальная мазь, противодействующая этому, до сих пор не была получена. Перед пуском танковых моторов их приходилось разогревать. Горючее частично замерзало, масло густело. Здесь также недоставало зимнего обмундирования и глизантина. 43-й армейский корпус сообщил о кровопролитных боях».
<…>
Вот что писал 17 ноября 1941 года генерал Гудериан:
«Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели.
И тем не менее наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами…»
<…>
На северном участке фронта холода наступили раньше. «Иногда мороз доходил до минус 40 градусов даже в бункере», — вспоминал Рольф Дам, радист пехотного батальона, участвовавшего в блокаде Ленинграда. Холода до крайности осложняли решение буквально всех вопросов. «Нельзя было ни помыться, ни сходить в туалет, — добавляет Рольф Дам. — Попробуйте-ка снять штаны на сорокаградусном морозе!»
Невероятный по протяженности фронт удерживали изрядно поредевшие войска. Генерал-фельдмаршал фон Бок предельно откровенен на страницах своего военного дневника. Запись от 1 ноября 1941 года:
«Положение отчаянное, и я с завистью поглядываю на Крым, где солнце и сухая степь, что позволяет нестись вперед сломя голову и где русские улепетывают от нас как зайцы».
И тут же добавляет:
«Так могло бы быть и здесь, не увязни мы в этой грязи по колено».
<…>
«Так что же, мы достойны сочувствия или все же восхищения? — такой вопрос задает солдат 260-й пехотной дивизии. — Не имея зимнего обмундирования, даже рукавиц и теплой обуви, мы коченеем в этих промерзлых насквозь дырах».
<…>
Фон Бок 21 ноября досадовал, что «наступление не обладает необходимой глубиной. По числу дивизий, если мыслить чисто штабными категориями, соотношение сил вряд ли менее благоприятно, чем обычно». Ужасны, по мнению генерал-фельдмаршала, последствия потерь личного состава, «…отдельные роты насчитывают от 20 до 30 человек…» Боеспособность войск существенно снизилась и в результате потерь среди офицерского состава: «громадные потери командного состава и усталость личного состава, да еще жуткие морозы в придачу — все это кардинально меняет картину».
Алоис Кельнер, курьер, постоянно сновавший из дивизии в дивизию под Наро-Фоминском, в 70 километрах от Москвы, был полностью в курсе обстановки на этом участке фронта.
«Замерзшие тела убитых немецких солдат штабелями уложены вдоль дорог, как бревна, — делится Кельнер впечатлениями. — В каждом таком штабеле человек по 60–70».
Резко возросли потери среди офицеров. «Наиболее ощутимы потери среди командного состава. Многими батальонами командуют лейтенанты, один обер-лейтенант командует полком…» — подтверждает и фельдмаршал фон Бок.
Командир танка Карл Рупп вспоминает «последнюю атаку в каком-то лесочке». Их подразделение наступало в составе 5-й танковой дивизии в 25–30 километрах от Москвы.
«Впереди двигались два танка Pz-II и два Pz-III. Замыкал колонну еще один Pz-II, в центре следовали автоматчики. Головной танк был подбит, экипаж погиб на месте. Я находился во втором. Пробиться не было никакой возможности, и нам пришлось повернуть назад».
<…>
Герд Хабеданк, стоявший как-то в охранении у одной из лесных дорог вместе с другими пехотинцами, «внезапно услышал гул танковых двигателей. Со стороны нашего тыла на нас неслись русские танки». Три советских «тридцатьчетверки» пронеслись мимо поста охранения, окатив всех снегом.
«К броне танков, — продолжает Хабеданк, — прижимались скрюченные фигуры русских пехотинцев. Видимо, они хотели таким образом прорваться к Москве». Немцы открыли беспорядочную стрельбу, и несколько человек русских свалились в снег. «Потом последний танк… въехал в воронку от снаряда, и тут в него угодил противотанковый снаряд. Но танк, как ни в чем не бывало, уполз прочь по узенькой дорожке и вскоре исчез из виду за деревьями, выплюнув синие клубы дыма».
<…>
Петер Пехель, корректировщик артиллерийского огня, вместе с группой танков направлялся к Волоколамску, расположенному в 60 километрах от Москвы. Ему, как и его товарищам, было явно не по себе — от волнения у них началась чуть ли не «медвежья болезнь». «Удастся нам сегодня или нет?» — не давала покоя мысль.
На том же участке действовали несколько танков Т-34 и БТ из 1-й гвардейской танковой бригады М.Е. Катукова. Им была поставлена задача устроить засаду вдоль той же дороги, в поддержку были приданы два батальона — пехотный и противотанковый. «По дороге ползла четверка немецких танков, — вспоминает Катуков. — И тут наши «тридцатьчетверки» из засады открыли по ним огонь».
Едва их танковая колонна оказалась под обстрелом с нескольких направлений, как «начался самый настоящий ад», свидетельствует Пехель. Беспорядочно маневрируя, немецкие танки оказались прямо под огнем русских противотанковых орудий. «Они подожгли головную машину, — продолжает Пехель, — затем снаряд попал в башню шедшего передо мной танка».
Так и не успев открыть огонь, был подбит и танк Пехеля.
«Вдруг как грохнет. И я ничего не вижу — искры из глаз. И тут я ощутил два резких толчка — в правую руку и левое бедро. Мой радист как завопит: «Мы подбиты!» И вдруг тишина, ни звука в нашем танке — совершенно жуткая тишина. И тут закричал уже я: «Все наружу! Быстро!» И стал выбираться из машины».
Из дымящейся груды металла удалось спастись лишь им двоим. Пехель, оглядевшись, заметил, что подбито уже пять их танков. Часть экипажей погибла в машинах, тела остальных лежали на снегу рядом с застывшими в неподвижности танками. Броня по правому борту была снесена 76-мм снарядами орудий Т-34.
«Превозмогая боль в правой руке и бедре, я привалился к танку, — продолжает рассказ Пехель. — И лицо заливала кровь, я даже видеть не мог». Вскоре кровь из раненого бедра Пехеля багровой ледышкой застыла на броне. Вокруг творился ад. «Кое-кто успел получить несколько ран», — рассказывает он. Вскоре и сам Пехель потерял сознание от болевого шока и потери крови.
«Командир танка, стоявшего рядом с моим, получил пулю в голову, и я видел, как у него по лицу мозги растекались. А он все продолжал бегать кругами, крича: «Мама! Мама!» И тут на его счастье его свалила другая пуля или осколок».
Из леса выбегали русские, они заметили Пехеля. Он, сквозь пелену оцепенения, стал понимать, что сейчас произойдет.
«Боже мой! Всего-то пару дней назад я видел их жертвы, ребят из нашей роты. Видел эти выколотые глаза, отрезанные половые органы, до неузнаваемости изуродованные лица. Нет уж, лучше смерть сразу, чем такое!»
Русские солдаты не проводили разницы между танкистами и эсэсовцами — и те, и другие носили черную форму. Иногда и у танкистов были на петлицах черепа, такие же, как у эсэсовцев из дивизии «Мертвая голова». «А тебе всего 19, ты ведь и не жил толком. Не хочу умирать», — вдруг мелькнуло в голове у Пехеля, когда он стал подумывать о том, не пустить ли себе пулю в лоб.
Но тут словно в сказке, откуда ни возьмись, появились танки — немецкое подкрепление! Машины с ходу пронеслись через позиции русских. Пехелю несказанно повезло, его подобрали, перевязали и отправили в тыл на излечение.
Два танка Т-34 Катукова прикрывали отходящих с боем пехотинцев. Немцы, вскарабкавшись на броню советских танков, призывали экипажи сдаваться. Пулеметчик шедшего неподалеку другого танка Т-34, по словам Катукова, «дав очередь, смел противника с брони танка его товарища».
Несмотря на техническое превосходство танков Т-34, потери их были весьма высоки. В октябре умиравший от ран водитель танка Иван Колосов писал в последнем письме жене: «Я — последний из оставшихся в живых водителей танка из нашего взвода».
Тяжелораненый Колосов горевал о том, что больше не увидится с женой. Медсестра Нина Вишневская вспоминает об ужасных ожогах членов экипажей подбитых танков, о том, как сложно было вытащить их из объятых пламенем машин. «Очень трудно вытащить наружу кого-нибудь из экипажа, в особенности стрелка башенного пулемета». Вишневская описывает, каких душевных мук стоило перетаскивать изувеченных танкистов.
«Очень скоро, стоило мне пару раз увидеть обожженные до неузнаваемости лица, обугленные руки, я поняла, что такое война. Выбиравшиеся наружу члены экипажа получали тяжелейшие ожоги. И переломы рук или ног. Все они имели очень тяжелые ранения. Вот, бывало, лежат и умоляют нас: «Сестричка, если я умру, напиши моей матери или жене».»
источник: img1.reactor.cc
Самому приходилось в 90-х менять шаровые в лесу на пятёрке. Малоприятное занятие.
Но косяки ВАЗа я и не оправдываю, и в целом он действительно говно, кроме приятного бонуса — дешевизны в ремонте.
п.с. я непатриотично предпочитаю фашистские бмв и мерседес, но обязательно наклеиваю, что они «трофейные» :)
Но косяки ВАЗа я и не оправдываю, и в целом он действительно говно, кроме приятного бонуса — дешевизны в ремонте.
п.с. я непатриотично предпочитаю фашистские бмв и мерседес, но обязательно наклеиваю, что они «трофейные» :)
п.с. я непатриотично предпочитаю фашистские бмв и мерседес, но обязательно наклеиваю, что они «трофейные» :)Мухаха… Заплатил оброк немцам, но написал что «трофейные» и ок, уже «патриот борода из ваты».
Заплатил оброк немцам,Купля и оброк — это разные понятия. Могу и тебя купить, например, и ты сделаешь всё что я скажу, — только я говно не покупаю.
А за немецкие машины плачу, они мне просто нравятся.
Человек должен ездить на чем позволяет его бюджет. Нормально зарабатывающие челы ездят на других машинах более дорогих и престижных. ВАЗ это машина для россиян с невысоким заработком, дешовая при покупке и обслуживании. Навальному например самое то, или Немцову который так хотел пересадить чиновников. Кстати сам герой на Ладах не ездил. Или я не в курсе?
Нет смысла сетовать на чем ездят челы, которые пишут на ресурсе. Показателем является количество проданных мафынок по стране.
abreview.ru/stat/aeb/
abreview.ru/stat/aeb/
лол уебок ты просто ненавидишь все российское. есть вещи и помимо получения «профитов» — рабочие места, производство и так далее. Не будет ВАЗа подохнет вся экосистема вокруг — производители запчастей, расходников и прочего. Почитай что такое мультипликатор. Поэтому Илюша, иди в хуй свистни, не твоим мизерным умишкой рассуждать на такие темы. Тебя послушаешь — так ты гений в экономике, вот только твои прогнозы и аналитика всегда оказываются хуетой.
лол уебок ты просто ненавидишь все российскоеОпять что то говорящее из Таиланда нас учит любить российское.
Плохо, когда в стране премьер юрист, а не экономист. Будем (имею в виду власть) вбухивать в чёрную дыру российского автопрома, а пользоваться всеми западными достижениями.
Традиционный анекдот на все новости про отечественный автопром
Купила компания Мерседес завод АвтоВАЗ.
Перенастроили производство, запускают конвеер…
Бац! на выходе Жигули!
Демонтируют оборудование, пригнали новое из Германии, установили, наладили, запускают.
! снова Жигули!
Увольняют нафиг весь персонал завода, привозят работников из Германии, налаживают, проверяют, запускают.
СЦУКО! На выходе вновь — Жигули!
Около завода холм, на нём отдыхают гл. инженер и директор завода (оба с приставкой Экс). Смотрят на всё это.
Инженер директору:
— А я тебе говорил — место проклятое! А то всё «руки из жопы, руки из жопы»…
Купила компания Мерседес завод АвтоВАЗ.
Перенастроили производство, запускают конвеер…
Бац! на выходе Жигули!
Демонтируют оборудование, пригнали новое из Германии, установили, наладили, запускают.
! снова Жигули!
Увольняют нафиг весь персонал завода, привозят работников из Германии, налаживают, проверяют, запускают.
СЦУКО! На выходе вновь — Жигули!
Около завода холм, на нём отдыхают гл. инженер и директор завода (оба с приставкой Экс). Смотрят на всё это.
Инженер директору:
— А я тебе говорил — место проклятое! А то всё «руки из жопы, руки из жопы»…
