Станислав Смагин о самом обсуждаемом клипе последних недель

Кажется, песня самобытного музыкального коллектива под руководством С. Шнурова стала кратковременным, однако все же вполне зримым субститутом веками в муках разыскиваемой русской национальной идеи. Редкий сеанс общения в Интернете, редчайший статус обходится без цитаты или отсылки к «Экспонату», причем тема обсуждения роли не играет, это могут быть рецепты салатов, философия Гегеля или грозный ультиматум Божены Рынской Михаилу Ходорковскому с требованием не рукопожиматься в Лондоне с ватниками и кровавой гэбней. При встрече люди спрашивают друг друга «Про лабутены смотрел?» сразу после приветствия, а иногда даже и до. Вечер пятницы, ирландский паб, на экране лихую цыганщину наяривают афро-азиатские славяне из Gogol Bordello, но компания уткнулась в планшет для 1589-го просмотра уже выученного наизусть клипа, припадая ухом к самому экрану, чтобы к кабацкой шумихе не пропустить рефрен. Возвращаешься после паба домой поздно ночью, на перекрестке зеленого сигнала светофора ждут несколько парней и девушек лет девятнадцати-двадцати. Доносится обрывок веселого разговора: «…И тут она, короче, Настюха исполняет что-то в стиле НА ЛАБУТЕНААААХ».

О «лабутенах» говорят, спорят, ссорятся. Уж чего только Шнур не пел и не вытворял в своей творческой карьере, но такого дискуссионного и богатого потенциалом для трактовок продукта доселе не было. Некоторые в этом блестящем произведении социальной критики умудрились разглядеть чуть ли не русофобию, чего лично я, обычно чуткий до болезненности к любым намекам на сей нехороший феномен, не заметил никак. И кто в «Экспонате» русское или русский, против которого фобствуют? Взбалмошная и одержимая целью захомутать кавалера девица, которая даже о пережившей блокаду бабушке отзывается без должного уважения, потому как бабушка пережила, но что с того несчастной внучке, с трудом втискивающейся в джинсы? Впрочем, вы знаете, доля правды здесь есть, в какой-то мере это, действительно, символ России, о чем — чуть позже.

Сначала другое. Так раздражающие нас «двойные стандарты» Запада на самом деле представляют собой логичное выражение всей западной — в первую очередь англосаксонской — психологии и культуры, где одновременное присутствие у человека двух и более лиц или личин либо же наличие нескольких сменяемых по ситуации масок — ситуация совершенно естественная. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» в доведенном до крайности виде, но именно про это. Многим известен принципиально анонимный ЖЖ-блоггер Богемик, крайне полюбившийся нашим западникам, несмотря на то, что в основном рассыпает высокомерные банальности и частенько похож на другого ЖЖ-гуру, Дмитрия Галковского, до неотличимости. Господин Богемик как-то с придыханием описывал венецианский карнавал (а Венеция прямая предшественница и учительница Англии и США в плане геополитики, геоэкономики, философии политики и искусства интриг) как суть и символ всего западного: «Представьте себе, что компания из восьми человек собралась на Венецианский карнавал. Не на современный, ориентированный на туристов, а на исконный, проходивший в те времена, когда жители прекраснейшего из городов не расставались ни с оружием, ни с масками. Семеро пришли, нарядившись кто Котом, кто Коломбиной, кто Доктором Чумы. Восьмой явился в косоворотке и заявил, поглаживая бороду: „Чего это вы вырядились? Я поганую личину не надену, у меня свeтлый лик“.
Как эти семеро посмотрят на восьмого? В лучшем случае, они просто пинками выгонят его из своего общества. В худшем — вонзят бедолаге стилет под лопатку и сбросят его в канал. Так или иначе, никто не позволит светлоликому портить людям праздник».

И вот западная масс-культура, опять же в первую очередь американская, уже давно сделала чуть ли не ключевой своей темой искренность и необходимость оставаться в любой ситуации самим собой. Парень, пытающийся показаться девушке умнее/красивее/богаче, соискатель рабочего места, стремящийся пустить пыль в глаза работодателю, житель мегаполиса, пытающийся скрыть от родственников из глубинки, чем он занимается на самом деле. В итоге все попытки смухлевать и слукавить терпят позорный крах, а успех и удача приходят, когда герой… правильно, становится самим собой. В финале необходимость искренности и открытости на всякий случай еще раз проговаривается прямым текстом и несколько раз. При всем при том западная политика и повседневная жизнь не становятся честнее и искреннее, напротив, тамошние лицемерие и многоликость обретают всё новые изощренные формы. Но «монополия на тему» и плотная дымовая завеса позволяют утверждать ровно обратное.

В России же искренность и стремление вывернуть что свою, что чужую душу до донышка всегда были самой сутью культуры и повседневности, один Достоевский чего стоит. В традиционной западной культуре тасование масок и личин одобряется или как минимум подается в качестве данности, у нас человек, полностью открыв себя окружающим и самому же себе, предстает либо перерожденным и цельным, либо противоречивым, но все равно единым, нерасколотым. «Я есть Тот, Кто есть», всё по Библии. Кстати, разница нашего и западного отношения к многоликости видна и в том, как мы относимся к одному из ключевых вопросов христианства, — о сущности Троицы. Запад изначально стремился Троицу иерархизировать, ввести эдакий строгий регламент ликов. Первым звоночком был Арий, проповедавший сотворенность Иисуса, а значит, его неравнозначность Богу. Кульминацией же стал спор о филиокве, расколовший христианство на Православие и католичество. Западному уму с его набором надеваемых по строго определенным поводам масок, решительно непонятно, как маски и их функции можно смешивать или расставлять в хаотичном порядке. Есть Отец, Сын и Святой Дух, в том порядке, в каком они расположены, вычисляется и старшинство. Если Сын старше по рангу Святого Духа, значит, Святой Дух должен исходить и от Сына. Что за странный подчиненный, который главе компании подчиняется, а начальнику своего отдела — нет…

Тема открытости души и необходимости уврачевания всех расколов личности была у нас разработана столь разнообразно и гениально, что непосредственно до проблемы масок, как правило, дело и не доходило, все решалось на подступах к ней. Образно говоря, обсуждалась крепость дверей порохового склада, а не правила безопасности и запрет на курение внутри. В самом известном маскарадно-самозванческом произведении, «Ревизоре», и то Хлестаков самозванствует не по своей воле, маску ему чуть ли не насильно напяливает перепуганное и погрязшее в пороках провинциальное общество.

В советское время тема разного рода показушничества и лукавства в самопрезентации стала в силу разных социальных причин рассматриваться уже непосредственно. Если в современной западной масс-культуре лицемерный показушник обычно хороший, просто выбравший неправильную тактику человек, то в СССР его рисовали предельно нелицеприятно, даже итоговое перерождение происходило не очень часто, совсем, дескать, законченный тип.

После распада СССР мы вместе с советской культурой утратили навыки разоблачения показушничества и циничной смены социальных масок как явления, но и к классическим традициям препарирования предпосылок этого явления не вернулись. В результате проблема назрела и перезрела. «Экспонат», кажется, дает нам одновременно пример, стимул и инструментарий, позволяющие возродить этот важнейший аспект русской культуры, хотя не уверен, что Шнуров и Ко копали столь глубоко.

Ах да, совсем забыл, я же обещал рассказать, почему эксцентричная, но вполне себе милая девушка, уродующая себя ради сомнительного в плане красоты и успешности заочного знакомого, немного сродни России. Мы ведь тоже четверть века назад по воле наших правителей и властителей дум, видевших Запад через экран телевизора или сквозь призму колбасы витрин во время недолгих загранкомандировок, решили влезть в узкие штанишки либерального капитализма и встать на громоздкие лабутены индивидуализма, толерантности, потребительства и постмодернизма. Итог этих попыток можно подвести словами американского экономиста Джеффри Сакса, в 90-х курировавшего наших «молодых реформаторов»: «Мы вскрыли организм больного и обнаружили, что у него другая анатомия». Слишком у нас широка, эммм, кость для ваших штанишек, еще «Наутилусы» подметили. Мы уж как-нибудь без лабутенов, символических и реальных, но с Крымом.